Яр-Салинская школа-интернат – самое большое заведение такого типа в России. Здесь учится почти 1800 детей из поселка и тундры. Учителей школе всегда не хватает: последствия северной кадровой текучки. В 2022 учебном году в школу высадился «десант» из 10 участников программы «Учитель для России» (УДР). Программа работает в школах со сложным социальным контекстом. Есть распространенное представление о таком контексте на севере: насильственно принесенное коренным народам обучение в школах, драматические отъезды детей в интернат из тундры, образовательное неравенство. Редактор EdDesign Mag Ксения Докукина побывала в Яр-Сале и попыталась понять, какие проблемы действительно актуальны для арктической образовательной среды и как школа старается их решить.
Яр-Сале (с ударением на «я») – это поселок за Полярным кругом на 7,4 тысячи жителей, в 200 км от Салехарда. Добраться до туда можно на вертолете – за час, – либо по зимнику на спецтехнике за 5-6 (и больше) часов. Коротким ямальским летом до Яр-Сале ходит рейсовый кораблик по Оби. Примерно 60% жителей села – ненцы, остальные – русские и представители других национальностей, которых здесь, впрочем, все равно называют русскими.
Поселок компактный (903,8 га) и, в основном, низкорослый: большая часть домов построена в два-три этажа. У их подъездов припаркованы нарты (сани), снегоходы и лодки. Село стоит на реке Юмбе, недалеко озеро Яр-Салинский сор.
Центральную площадь села окружают с двух сторон школа и детский сад. Это одни из главных зданий Яр-Сале, школа тут – основной работодатель. В селе базируется предприятие «Ямальские олени» (каждый третий олень мира пасется на Ямале). На площади зимой расположен большой городок ледяных скульптур с довольно высокими горками, аллея памяти героев ВОВ, поселковая гостиница и православный храм позади нее.
Поселок Яр-Сале, фото: Ксения Докукина
Не сойти с ума
У 5 «Г» класса новая тема – произведения Льва Толстого. Учительница Елена Шувалова выводит на экран проектора портрет классика с хулигански подрисованной красной бородой, но представить его не успевает – ее прерывает возглас с одной из парт:
– Это Тургенев! Елена Борисовна! У «Муму» есть второй том – «Возмездие»!
– Тургенев ничего подобного не писал, может, какой-то альтернативный автор, – не меняясь в лице, отвечает учитель, но шутку поддерживает другой ученик:
– Это Гоголь второй том дописал!
Елене 27 лет, она из Екатеринбурга. Училась на филолога в Петербурге, сразу после университета год отработала в екатеринбургской школе, затем год – копирайтером. Копирайтинг помог определиться с призванием окончательно: занятие показалось бесполезным на фоне опыта преподавания. Когда через год она прошла отбор в «Учитель для России», то не сомневалась, что поедет.
Елена Шувалова на уроке с классом, фото: Ксения Докукина
Рассказав несколько занимательных фактов о Льве Николаевиче, учительница делит класс на группы. В рамках последнего в этой четверти проекта детям нужно создать биографические портреты Толстого, занеся найденную о классике информацию на ватманы. Девчонки расхватывают фломастеры – они намерены нарисовать писателя, – ответственные ученики с первых парт принимаются гуглить этапы его жизни.
– А вы знаете, что Лев Толстой жив?
– Цой тоже!
До Яр-Сале Елена три года работала в школе Нижегородской области, хотя отношения с администрацией там не сложились. «Меня догрузили классом, который все учителя не любили, жаловались на них, а у нас с ними сразу сложился супер-контакт. Отчасти благодаря им я и продержалась. После проблем с администрацией, конечно, хочется уйти, но ты приходишь на уроки, дети начинают с тобой разговаривать, шутить, угощать, жаловаться на проблемы – и ты чувствуешь себя в своей тарелке. Дети помогают не сойти с ума».
В Яр-Сале педагоги от УДР приехали – «зашли», как они говорят, – в августе 2022 года. Елене досталось классное руководство 5 «Г» классом.
На двух последних партах первого ряда объединяются четверо мальчуганов: Артур (здесь и далее имена детей изменены, – EdDesign Mag), отметившийся тем, что быстрее всех посчитал срок жизни Толстого, залезает в поисковик в телефоне, но быстро теряет интерес к писателю, переключившись на игру. Время от времени он делегирует обязанности остальной команде, но попытку делать проект предпринимает только один из группы, рисуя посреди ватмана рожицу. У Артура с соседом по парте завязывается потасовка, мальчишки пихают друг друга руками и сталкивают со стульев.
Фото: Ксения Докукина
Учительница вызывает Артура к своему столу – после внушения мальчик возвращается бодрый и предлагает нарисовать-таки Толстого, но сам не рисует. «Осталось 7 минут до конца урока», – флегматично замечает второй драчун, и мальчишки начинают шпынять более ответственного соседа: «Давай рисуй дальше!». Драчуна отправляют намочить тряпочку, и за последними партами наступает спокойствие, которое, впрочем, не приводит к сдвигам в работе.
Школа в Яр-Сале – это самая большая в России школа-интернат. Здесь учится 1780 детей, из них 569 живут в интернате – по поселку разбросано пять корпусов. Классы в Яр-Салинской школе делятся на три типа: интернатские (или «тундровые», потому что в них учатся только дети оленеводов, кочующих – каслающих – по тундре), поселковые и смешанные.
Тундровые классы можно узнать по внешнему виду: дети ходят в форме, которую им выдает интернат. При этом у детей есть возможность выбора: на каждого ученика полагается несколько комплектов одежды. «Мы одеваем их полностью, от туфелек до школьной сумки. Стараемся создать условия, чтобы они не чувствовали себя обделенными ни в чем, – рассказывает директор школы-интерната Анна Антонова. – У детей пятиразовое питание, они обеспечены учебниками, тетрадями, канцелярией. Регион на каждого воспитанника выделяет 284 000 рублей в год, тогда как поселковые (их питание) обходятся в 59 тысяч рублей».
Фото: Ксения Докукина
Разделение по классам обусловлено разными учебными планами, говорит Анна Антонова. Ученики тундровых классов изучают родной ненецкий язык и родную литературу. «Ребята делают большие успехи участвуют в олимпиадах, конференциях и конкурсах, разрабатывают проекты», – отмечает она. Большинство поселковых детей изучают родной русский язык и родную русскую литературу, говорит директор.
«Получается, (ненецкий) язык концентрируется только в тундре и сфере оленеводства, а это не очень хорошо с точки зрения развития языка», – комментировала дифференциацию Александра Терехина, антрополог, этнограф, рассказывая о жизненных траекториях ненецкой молодежи в серии подкаста «Тоже Россия». По отчету школы за 2021 год, обучение ненецкому языку велось в 29 из 80 классов школы.
По словам Александра Алисиевича, бывшего директором ярсалинской школы-интерната с 2014 по 2022 год, школа пыталась отказаться от разделения детей, но пандемия заставила вернуться к этой практике. «Когда у поселкового ребенка в смешанном классе выявляли ковид, нам приходилось закрывать на карантин весь интернат», – объясняет он. Деление удобно с административной точки зрения: например, интернатских детей отдельно вывозят на каникулы. «Тундровые живут в режимном состоянии, особенно младшие и средние классы, когда все по парам построились и пошли в столовую. Поселковые в этом смысле в более хаотичном состоянии», – рассказывала Александра Терехина.
Класс, которым с сентября 2022 года руководит Елена Шувалова, – поселковый. Это один из успешных и активных классов, говорит она после урока, распрощавшись с пацанами с последних парт, которые предсказуемо не сдали проект. На полу после их ухода валяется пластмассовая деталь от стула. «Ничего критичного – просто не буду в следующий раз их вместе усаживать, эксперимент не удался, – заключает Елена, когда за двоечниками закрылась дверь. – Это вообще не хулиганы, просто дети, которым не надо вместе работать».
«Балабановский флер»
У всех участников УДР двухлетний контракт, который можно пролонгировать еще на год. Временщиками на севере никого не удивишь. Из Яр-Салинской школы-интернат, где работает 125 учителей, в среднем, в год увольняется 9-10 педагогов, говорит Анна Антонова. «Это отдаленный северный поселок, не всем подходит, – объясняет она. – Кто-то уезжает отсюда по состоянию здоровья, кто-то на пенсию, кто-то не акклиматизировался».
«Мы ездили в рабочую поездку с главой района, – рассказывает 36-летняя Анастасия Сидорова, устроившаяся в Яр-Салинскую школу педагогом-организатором от УДР. – Много обсуждали образование. Затем он мне говорит: “Все, что ты рассказываешь, прекрасно. У меня главный вопрос, ты надолго к нам?”. И это был самый сложный вопрос. Местные смотрят на нас, и думают: “Видали мы вас, приедете и уедете, а мы останемся”. Есть в этой истории какой-то балабановский флер».
О том, чего больше: вреда или пользы для коренных народов севера от всеобщего образования, принесенного с «большой земли», – много споров. «Вот ты жил среди шкур, оленей и собак, умел обращаться с ножом и вообще был самостоятельным человеком. И тут тебя лишают самостоятельности, селят в пространство, где ты не ориентируешься, устанавливают режим, дают другую одежду, меняют тип питания: ведь ты привык есть мясо, ягоду, рыбу, горчицу – молочных каш в тундре нет, – рассуждает Анастасия Сидорова. – Родителей ты не видишь по полгода. Учителя и воспитатели часто меняются. Это значит, что у ребенка нет ни одного человека на планете, к кому он испытывает привязанность, если не повезло иметь радушную родственницу в поселке».
Анастасия Сидорова, фото: Ксения Докукина
«Когда вы ребенок, и к 6 классу у вас сменилось пять учителей математики, все, что вы говорите следующему: «Ну, ты тут надолго?», – описывает частотные для северных школ ситуации кандидат исторический наук, научный сотрудник Центра исследований севера Европейского университета Елена Лярская. – В приезжих уже не верят. Дальше два варианта: либо приезжий педагог сильно мотивирован и останется, чтобы справиться с этой ситуацией, либо развернется и уедет. И следующему после него будет еще тяжелее».
«Зачем мы здесь?»
Ольга Травникова без шапки вбегает в здание начальной школы с улицы, хотя за окном -25. «У ребенка заболел живот, вызванивала родителей», – торопливо объясняет она, стягивая с себя пуховик. Перемена почти закончилась, Ольга торопится на английский к второклашкам. В течение дня преподаватель курсирует между двумя зданиями школы: «старым», построенным в 2001 году – сейчас в нем занимается началка, – и новым, открывшимся в 2021 году: там учатся дети с 5 по 11 класс. Оба здания огромные: площадью 8,5 тысяч кв. м. и 13,4 тысяч кв. м. В Яр-Салинской школе 93 класс-комплекта, в первые классы три года подряд поступает до 200 человек, говорит начальник департамента образования администрации Ямальского района Марина Горбанева. В 7-ой параллели, например, есть 7 «П». Учеба идет в две смены.
Что за школа в Яр-Сале
Дизайном интерьеров и оснащением второго образовательного корпуса Ямальской школы-интерната занималась ED Architecture (экс- Martela). По словам главного архитектора EDA Анны Шапиро, также компания скорректировала внутреннюю планировку здания, добавив внешнего объема и расчистив внутренние пространства: вместо узких коридоров в школе оборудованы комфортные рекреации.
В новом корпусе учится 900 детей. Трехэтажное здание, соединенное теплым переходом с отдельным спортзалом, оборудовано теплыми полами, вариативной системой кондиционирования, датчиками присутствия для включения света в общественных местах, рассказал Александр Алисиевич. В корпусе есть информационно-библиотечный центр, инженерно-технические и творческие мастерские с оборудованием для 3D-моделирования, робототехники, столярно-слесарного и кулинарного дела. Есть телестудия и студия звукозаписи. На первом этаже оборудована индивидуальная система хранения, где школьники смогут оставлять сменную обувь и одежду. На втором – просторная учительская, где педагоги могут не только готовиться к урокам или общаться, но и перекусить или даже поспать.
Фото: Ксения Докукина
– Когда я впервые увидела новое здание школы, подумала: «А зачем мы здесь вообще, раз школа уже такая классная: с клевым оснащением, пространством?», – вспоминает Ольга Травникова, до 6 класса учившаяся в типовой трехэтажной школе городка Гаврилов-Ям Ярославской области. – Обычно «Учитель для России» работает в сложном социальном контексте, в школах, где детям особенно трудно и не хватает учителей.
В школе Яр-Сале в тот момент было открыто много вакансий, а еще мало кто был готов брать классное руководство коррекционных классов. Интернатские дети, вроде, были загружены активностями, но, кажется, им не хватало разнообразия и новых форматов мероприятий. Среда вокруг насыщенная, но детям надо было научиться это видеть. Я поняла, что мы тут однозначно нужны.
Куда исчезли «нулевые классы» и как это связано с ростом коррекции
В семьях полуострова Ямал основной язык общения ненецкий. Приезжая в школу в 6,5-7 лет (минуя детский сад, куда ходили поселковые сверстники), тундровые дети должны начать обучение сразу на русском. По словам Анны Антоновой, языковой барьер большинство детей преодолевают в первом классе. Однако есть те, кому погружение в чужую культуру дается тяжело.
«Когда ребенок из тундры приезжает в школу-интернат, у него море навыков, – рассказывала Александра Терехина. – Он может заарканить оленя, запрячь, рассказать, как называются все нарты и все масти оленей». Вместе с тем «они не знают, что такое ванная и туалет, не умеют пользоваться унитазом, часть из них плохо говорит по-русски, – перечисляет Анна Антонова. – Поэтому первая задача нашей школы – социализация и помощь в адаптации ребят к новым условиям жизни».
Случается, тундровые дети задерживаются на второй год из-за языковых проблем. Анна Антонова, которая 3,5 года была председателем врачебно-педагогической комиссии, рассказывает, что чаще всего интернатские дети проходят такую комиссию в 1-2 классе, если не смогли адаптироваться и изучить русский как родной. «Мы вынуждены оставлять их на повторное обучение, чтобы они догоняли остальных детей, а сделать это можно только через ПМПК» (психолого-медико-педагогическую комиссию).
До середины 2010-ых на Ямале действовала система «нулевых классов». В течение года дети проходили экспресс-курс подготовки к школе, получая основные навыки: как умение держать ручку, так и освоение русского языка. Там обычно преподавали педагоги, знающие ненецкий. Когда классы отменили, поскольку они не соответствовали обновленным федеральным стандартам, это породило целую цепочку образовательных проблем. Дети стали оставаться на второй год.
Фото: Ксения Докукина
В соседнем с Яр-Сале поселке Сёяха в первом школьном выпуске без нулевого класса оказалось на 15% больше детей с ОВЗ, переведенных в классы коррекции, рассказала Елена Лярская: «Специалисты на месте решили, что это слишком дорогая цена». В школе Сёяхи оформили новую программу «предшкольного обучения». А еще усилили работу по подготовке детей в тундре, начав сотрудничать со старшеклассниками – разработали методический комплекс по работе старших детей с младшими братьями и сестрами (в тундре обычно большие семьи). Школьникам раздают специально сшитые ненецкие рюкзачки, в которых есть задания для дошколят, помогающие тем представить, что ждет их в школе.
Подобная практика для девочек 7-9 классов появилась в нескольких поселках, говорит Марина Горбанева. «Мы даем методические пособия, карандаши, краски, бумагу, и на каникулах старшие дети проводят образовательные активности для малышей», – рассказывает она. По ее словам, в 2025 году, когда построят новый корпус интерната, в Яр-Сале вернется и аналог «нулевых классов». 100 мест из новых двухсот отдадут под организацию предшкольной подготовки. По словам Александра Алисиевича, проект прошел экспертизу и в конце марта начали забивать сваи.
Второй коррекционный
– Друзья, у вас опять не было переменки? – 24-летняя Ольга Травникова заходит в кабинет на третьем этаже, где второклашки в школьной форме записывают домашнее задание под диктовку преподавателя предыдущего урока, смирно сидя за партами. Это коррекция, дети с тяжелыми нарушениями речи, Ольга Травникова преподает у них английский. – У вас будет минутка на подготовку.
В 2020 году российские регионы перешли к централизованной модели деятельности ПМПК. Эти комиссии определяют образовательный маршрут для детей с особыми образовательными потребностями. Марина Горбанева говорит, что после этой реформы на Ямале взлетело количество детей с ОВЗ (ограниченными возможностями здоровья): их просто начали выявлять. По ее словам, сейчас из 3632 учащихся в районе детей, 552 – это дети с ОВЗ. «Рост сохраняется, но мы поставили себе задачу: детей с задержкой психического развития (ЗПР) возвращать в норматипичные классы», – отмечает Марина Горбанева.
По ее словам, в первом классе детям с выявленными симптомами ОВЗ стараются не ставить диагноз, а просто курировать. В Яр-Салинской школе-интернате в 2021 году было 18 классов для детей с ЗПР и умственной отсталостью, в которых обучалось 176 детей, еще 11 по решению комиссии учились на дому, следует из отчета школы.
Урок у второклашек проходит по стандартной схеме: вначале дети вспоминают вместе с учителем правила поведения («говорим и действуем уважительно, начинаем выполнять задание после инструкции»), а затем смотрят мультик про Свинку Пеппу на английском, чтобы ответить на вопросы о нем.
– Я, я я! – тянет руку 9-летний Руслан, услышав очередной вопрос. Сидящий за ним мальчик Матвей, напротив, не реагирует на призывы к диалогу, рисуя в тетрадке.
– На первом уроке в этом классе со мной случилось все: Матвей бросил в меня стулом, Руслан рыдал, что английский очень страшный, он боится этих букв и не будет его учить, – вспоминает Ольга Травникова. – Происходящее с Русланом сейчас я считаю большим успехом. С Матвеем сложнее: его должны были перевести на индивидуальное обучение, но родители отказались. Сейчас я занимаюсь с ним сама, пока класс выполняет общее для всех задание – Матвей просто не делает их. Зато мы с ним, например, выучили цвета, а еще он лучше всех раскрашивает. Но контрольную не в состоянии написать. В общеобразовательной системе ему тяжело, он клевый ребенок, но по правилам оценивания я должна буду выставить ему «2», и мне очень жалко.
Ольга Травникова, фото: Ксения Докукина
К концу урока Ольга предлагает детям сделать новогодние открытки: занятие проходит накануне каникул. Восьмилетняя Алина рядом с открыточной елкой рисует чум.
– Ты свой дом нарисовала? – спрашивает Ольга, и Алина смущено кивает. Алина – воспитанница интерната и сейчас живет вдали от семьи.
– Тебя заберут на Новый год?
Девочка опускает глаза и пожимает плечами.
«Каких-то детей в каникулы забирают, но, если родители откаслали на несколько сотен километров, очень неудобно возвращаться за ребятишками, и они находятся здесь и на каникулах. У нас образовательное учреждение, которое функционирует практически круглогодично и круглосуточно, и довольно большой штат воспитателей», – говорит Анна Антонова.
Истории интернатов на севере около ста лет, и далеко не всегда это про насилие, утверждает Елена Лярская: «Это история очень долгого пути друг навстречу другу и внезапных перемен».
THINK Global School: проектному обучению нужны постоянные переезды
Раньше кочевники не хотели отдавать детей в школу, и, случалось, ребят забирали с привлечением милиции. В документальных фильмах о кочевых народах можно увидеть душераздирающие кадры, как за семилетними рыдающими детьми прилетает вертолет и увозит их из тундры в интернат. «Если люди, учившиеся в 90-е годы на полуострове Ямал, имеют, в среднем, 5 классов образования, а то и меньше, потому что уходили из школы по разным обстоятельствам и возвращались в тундру, то сейчас (став родителями), они понимают, что образование нужно, и дети это понимают», – рассказывала Александра Терехина.
Теперь четвертое поколение ненцев учится в интернатах. «Мысль о том, что интернаты нужно отменить и оставить ненецких детей без школы, – местному населению: и кочевому, и поселковому, сейчас никак не свойственна», – говорит Елена Лярская. По ее словам, в Сёяхе недавно проводили опрос: «Вы за кочевые школы или за “традиционное образование”?» (под последним имея в виду интернат). И жители проголосовали за последнее.
«У людей появился выбор: женщины, живущие тяжёлым тундровым трудом, все больше хотят изменить свою жизнь, и образование этот выбор дает, – говорит Анастасия Сидорова. – Огромное количество каслающих ненцев со временем реализовались в оседлой поселковой жизни. Поэтому думать о том, как давать больше возможностей и сохранять традиции – важный приоритет в образовании. И я вижу неравнодушных людей, желающих это решать».
Работа над ошибками
У учеников 5 «И» (в нем учатся дети с ЗПР) планируется дисциплинарное мероприятие: школьники нахулиганили. Девочки подрались, а одна из них, когда ее вызвали решать пример, написала на доске: «Вы все тупые».
У их классной руководительницы Ольги Травниковой на подобные случаи есть несколько форм работы. Например, журнал происшествий: когда что-то неприятное происходит, учителя фиксируют нарушения в тетради. Этот формат нужен для взаимодействия с родителями, которые не всегда верят в правдивость детских проступков.
«Девочки после перемены остались бегать по коридору от учителя, на просьбу зайти не реагировали, в кабинет зашли через 15 минут после звонка», – значится в тетради. «Не пошли на урок, спрятались в туалет, зашли после того, как их выгнала уборщица», – следует дальше.
Для бесед с детьми Ольга использует «Рефлексивный лист»: это опорный документ, с помощью которого дети разбираются с мотивами своих хулиганств и эмоциями по этому поводу: «Чтобы беседа после уроков не выглядела, как наказание или нотация», – объясняет Ольга. Проговаривается все: опоздания на урок, пропуски, неуспеваемость, – в стремлении подтянуть все до нужного уровня.
«Как правило, неуспевающего ребёнка могут оставить на второй год или попробовать перевести на класс коррекции ниже, то есть в 8-ой вид, а это умственная отсталость, – говорит Ольга Травникова. – Мы стараемся избежать такого сценария. Потому что в таком случае дети закончат школу со справкой и будет список из нескольких специальностей, на которые они смогут учиться в Салехарде. По России этот список больше, но, как правило, они не уезжают».
«Школа сегодня очень формализована и боится ответственности. Часто она делает выбор не в пользу педагогических решений, а в пользу безопасности. Это общая проблема страны. Но для севера она выглядит острее, поскольку там зачастую нет противовесов этому», – рассуждает Елена Лярская.
– Мне кажется, что коррекционные классы – не только на севере, но и везде, – иногда удобная категория, в которую можно отправлять всех, кто мешает: в том числе, детей, которые плохо выучили язык и из-за этого плохо учатся, шумных детей, которые создают проблемы в классе. Бывают случаи, когда ребенок плохо видит, а его пытаются записать в задержку развития, потому что нет специального класса для плохо видящих детей. Учителя северных школ мне говорили, что иногда они уговаривают школьников перейти в 7-ю категорию (тип коррекции). Там проще программа, но тот же аттестат. Меньше детей в классе, и учителю легче с ними справиться.
По наблюдениям Александры Терехиной, тундровых детей из интерната школы могут «спроваживать» или настраивать на то, чтобы они уходили после 9 класса в колледж, потому что нет уверенности в хороших результатах сдачи ЕГЭ. Число специальностей в колледже ограничено, и возможности выбора жизненной траектории вроде как тоже сокращаются.
«Возможно, такая работа ведется самими учителями, потому что у разных людей разная степень ответственности перед социумом», – допускает Марина Горбанева. Большая часть тундровых детей после 9 класса действительно уходит в колледж. Но даже если ребенка устроят туда насильно, а он будет отчислен, то до 18 лет школа обязана будет взять его обратно и доучить, отмечает она. «Задача департамента образования – чтобы все дети были обеспечены аттестатами. Сейчас аттестаты получают 100% школьников, 11 класс заканчивает около 60 выпускников ежегодно, – говорит Марина Горбанева. – На базе 8-9 классов открыто несколько лицензированных специальностей профессионального обучения: швея, слесарь, сантехник и тд. Все они укомплектованы современным оборудованием».
«Ольга Евгеньевна, меня убили!», – на экране учительского телефона всплывает сообщение. И следом: «Математика последним уроком – это ужас, спасите!». Не смотря на строгий подход и дисциплинарные взыскания, Ольга Травникова пользуется доверием среди подростков. Дети могут писать классной руководительнице с 8 утра до 7 вечера, отвечает она только на английском языке.
– До шестого класса я сама росла в деревне – Осташкино в Ярославской области. В моëм детстве там уже почти не было людей, ходить в школу нужно было в соседний небольшой город, а классическими детскими развлечениями было пойти на речку или в лес ловить тритонов и лягушек или пасти коз, – говорит Ольга, собираясь с детьми на горку: обещала им покататься после уроков. – В детстве, кстати, я мечтала быть пастухом. Мои друзья говорят, что так в целом и вышло.
Ночная смена в школе, фото: Елизавета Барышникова
В северных школах сегодня много изменений по сравнению с тем, что было в 60-е годы, когда дети были «похищены» на другую территорию, считает Елена Лярская. Теперь дети, оказавшиеся в интернате, не изолированы от других ненцев и своей культуры. У них есть родственники в поселке, братья и сестры в интернате, их родители знают, кому они передают детей, и все представляют, что малышей там ждет. Школы работают и над меню: в рацион столовых включили мясо оленя, местную рыбу, дикоросы, выпечку с местными ягодами, рассказывает Марина Горбанева. А в некоторых интернатах есть помещения, что-то вроде кухонь, в которых можно собираться и готовить, рассказывает Елена Лярская.
Как они используются и используются ли, зависит от воспитателей. «Дети могут отмечать там дни рождения, просто посидеть там вечером, попить чай. Могут позвать туда братьев и сестер, – говорит антрополог. – Сегодня дети воспринимают этот интернат как часть своей территории. Но, к сожалению или к счастью, она не только «своя». Приезжие учителя иногда сильно нарушают эту ситуацию по незнанию или из-за презрительного отношения. Но могут и наоборот приносить веселое, интересное, новое.
И тогда дети, оканчивающие школу на севере, имеют гораздо больший кругозор, чем дети из школы где-нибудь в сельской России. Сейчас учителя меняются. Интересно, например, что на мой вопрос: “Хотели ли бы вы, чтобы у вас был какой-то коротенький разговорный курс ненецкого?” 20 лет назад все учителя говорили: “Нет, зачем, он нам не нужен”. А сейчас 90% учителей сказало, что хотели бы».
Апрель 2023
Читайте далее:
